[Фрагменты из книги]
Мои родители обручились в плебании костела в селе Киселин, на втором этаже, в квартире ксендза. В окна влетали гранаты, в ушах громыхали выстрелы, горели двери и крыша. Маме было 18 лет, а отцу 21. Отец просил руки мамы ещё несколько месяцев до этого, но она сказала ему, что она ещё молодая и не знает, что такое любовь. Однако, сейчас они обручились, так как не знали, выживут ли они.
Было 11 июля 1943 года, Кровавое воскресенье на Волыни. Этого дня националисты Украинской повстанческой армии ворвались в костёлы и дома в волынских городах и деревнях, чтобы поубивать поляков, собравшихся на воскресное праздничное богослужение. Напали они также на костёл в Киселине, куда на богослужение пошли мои родители.
Это воскресенье было днём, начавшим массовые убийства. Перед этим случались уже убийства, но с этого воскресенья началась резня. Бойцы УПА напали на 99 населённых пункта. Нападали на дома, вытаскивали семьи, ловили убегающих, поджигали прячущихся. Стреляли, пронзали вилами, били по головам топором, перерезали горла косой. Убивали детей, их родителей, беременных женщин и стариков. Им никого не было жаль. В общем счете они убили примерно 90 тысяч поляков. Это была огромная операция запланированной ликвидации поляков с Волыни. Огромная этническая чистка, в которой погибали также чехи, армяне и по-другому думающие украинцы. Перед этим националисты УПА помогали немцам во время Холокоста. Целью этого беспощадного геноцида было приготовить однородную этническую территорию, чтобы на Волыни была Украина.
В то воскресенье на богослужение в Киселине пришли поляки из этого села и близлежащих деревень. Бандеровцы окружили костёл и ждали, когда служба закончится, и люди начнут выходить прямо на их ружьё и топора. Однако, когда люди увидели, что происходит перед костелом, перепуганные отступили назад. Пытались прятаться. Четыре человека спрятались под крышей. Несколько десяток других людей побежало в присоединённую к костелу плебанию по лестнице на второй этаж в квартиру ксендза. 80 человек остались в костеле. Бандеровцы вытащили их на двор, отвели под колокольню, содрали с них одежду, чтобы та не продырявилась от пуль, и по очереди расстреливали и пробивали штыками.
Мои родители выжили благодаря тому, что не сдались. Вместе с несколькими сотнями других людей укрылись на прилегающей к костелу плебании, а отец, который был в конспирации Союза вооруженной борьбы Польши организовал оборону. В течение 11 часов они отражали атаку. Отбрасывали влетающие в окна гранаты, тушили горящие двери, отталкивали стремянки, по которым украинцы вбегали с ножами, бросали в них кирпичи. Четыре человека умерло, шесть остались раненными. Ночью украинцы ушли от костела.
Отца ранила взрывающаяся граната. Он лежал на кровати ксендза с разорванной ногой, а из артерии под коленом у него била кровь, как из фонтана. Мама делала ему перевязки с подкладки, оторванной от плаща, и затягивала ногу поясом. Останавливала кровотечение. Однако, ей приходилось ослаблять натиск, так как нога становилась синей. Тогда опять начинала литься кровь, поэтому мама не могла ослаблять на долго. Воды не было, поэтому она смачивала папины губы простоквашей, которую ксендз накануне поставил. Она спасла ему жизнь.
Когда после побега из костела мама снова встретила отца, у него уже не было ноги, которую она ему перевязывала. Из раны образовалась гангрена, и единственным спасением была ампутация, проведённая без обезболивания в немецкой больнице в городе Влодзимеж Волынский. Маме было жаль, что после помолвки она никогда не могла потанцевать с отцом.
Моим родителям удалось убежать от смерти благодаря помощи украинской семьи Парфенюк. Они нашли безопасное место далеко от Киселина. Они спаслись, и благодаря этому я живу на свете. Украинцы, однако, похитили и убили моих дедушку и бабушку, родителей отца.
У моего отца гениальная память. Это и дар, и проклятие одновременно, так как он помнил ужасающие проишествия из прошлого в самых подробных деталях. У него был также талант художника, поэтому он давал волю памяти, рисуя картины. В доме родителей на стенах висели нарисованные панорамы и пейзажи Киселина со всеми подробностями. На картинах дома стоят точно также, как там и стояли, перед ними те самые участки, а на участках цветы, точно такое же расположение улиц. Он скрупулёзно воспроизводил все существенные объекты и факты.
Он рисовал также сцены кровопролития в костеле и перед ним. Пули, пробивающие людям спины, огонь, прыгающий по крышах. Отец сочинял также произведения, увековечившие Волынь – симфонические и вокально-инструментальные. Перед его глазами всегда пролетал фильм с теми происшествиями. Он не освободился от него в течение всей жизни. Потребность рисовать тот мир была тем больше, потому что его уже не было. От костела остались руины, Киселин завял и зачах, близлежащие населённые пункты перестали существовать, от домов поляков остались только фрагменты фундамента и старые сады, где теперь заросло все лесом. Отец чувствовал, что по-своему спасает то, что погибло, воспроизводил давний мир, оставляя таким образом по нем след.
Хотя он был жизнерадостным человеком, можно даже сказать, что был небывалым оптимистом, но тот геноцид, который он пережил, остался с ним на всю жизнь. Мы все дома жили этим, я и мои братья, так как родители рассказывали о своих добрых и злых случаях. Тогда в конце концов отец решил написать об этом книгу. Фундаментально закрепить Киселин в людской памяти. (…)
Стоя в костеле Киселина, т.е. на могиле убитых там соседей, посчитал, что самым лучших памятником для них будет книга о том, что с ними и другими людьми произошло. Он решил написать что-то в стиле монографии Киселина. Хронику села и его жителей. К сожалению, существенную часть этой книги должно было быть описание смерти.
Он начал собирать документы. Делал он это, как всегда, скрупулёзно, честно и точно. Приезжал к людям – тем, кто выжил, или к их семьям. Годами вёл переписку с выжившими жителями. Разговаривал с ними, писал письма, просил рассказы, фотографии, любое, каждое хоть даже самое небольшое, воспоминание. Записывал фамилии, семьи и их судьбы. Он помнил, кто жил в каком доме, сколько у него было детей, и все записывал. Моя мама помогала ему собирать эту информацию. Это было дело всей его жизни, и также их совместная психотерапия.
Отец пишет о Киселине и о «группе киселинского костела», так как выбрал себе такой метод. Речь шла о населённых пунктах, из которых люди пришли на богослужение в костёл 11 июля. Создал из них общество пролитой крови. Он описывает осаду костела и последующую резь, продолжающуюся аж до сентября. (…)
Целью было не только представить преступление, но также воскресить память о населенных пунктах и напомнить о их жителях. Оставляя свои края, они ведь убегали от смерти, спасались, не брали с собой никаких семейных реликвий, все осталось в их домах и пропало вместе с ними. Сожжено, уничтожено или украдено соседями. Поэтому книга играет также роль ларца с семейными реликвиями. (…)
Я выдал книгу после его смерти. Сейчас я сам пишу свою, так как я не могу быть спокойным, пока резь на Волыни не будет названа надлежащим образом. Для этого я использую работу отца, широко ее цитируя, так как сухие факты о происходящих одна за одной неумолимо зверских смертях должны быть прочитаны, чтобы пробуждать память. (…)
Источник: natemat.pl
Перевод: Виктория Кендра (Victoria Kędra)
