Аж 10 тысяч украинцев могло спасать поляков во время развернутой ОУН и УПА резни на Волыни и в Восточной Галиции. По меньшей мере 2 тысячи человек заплатило за этой своей жизнью. Так почему же Польша до сих пор не наградила этих людей по имени и фамилии, так как это сделал Израиль, учреждая почётное звание Праведников народов мира?
Анджей Земста
«Кресова книга справедливых» (изданная Институтом национальной памяти), описывающая случаи спасения поляков украинцами, насчитывает 896 фамилий. Это единственная, на сегодняшний день, такая инициатива на государственном уровне. Автор книги Ромуальд Недзелко отмечает, однако, что описанные случаи касаются только 502 населенных пункта. В 882 описанных им случаев спасено 2572 поляка. Помогали им 1341 украинцев, но не удалось установить фамилии одной третьей из них. Каждый четвертый оказывающий помощь человек был убит УПА.
Если возьмем во внимание факт, что резни происходили аж в 4 тысячах населенных пунктов на Волыни и в Восточной Галиции, следовало бы эти числа умножить на восемь.
Шкала помощи во время действующего
28 месяцев истребления была огромная, риск колоссальный: члены националистического подполья считали каждого украинца, который помогал поляком, за ренегата и убивали его. Обычно зверским способом, часто вместе с целой его семьей. По рассказам свидетелей тех происшествий вытекает, что даже за спасение евреев не угрожали такие репрессии. Впрочем, украинцы и так спасали многих – на данный момент 2441 граждан этого государства удостоены почетным званием Праведников народов мира, присвоенным Израильским институтом катастрофы и героизма «Яд ва-Шем». Так почему же Польша не может сделать что-нибудь подобное? Чтобы ответить на этот вопрос, следует рассмотреть разницу между польским и израильским подходом к национальной трагедии.
Комплекс жертвы – и что дальше?
Покойный историк Артур Хайнич назвал подход Польши к собственной истории «комплексом вечно невинной жертвы» – болезненной позицией, которая ведет к враждебности и изоляции по отношению к другим народам. Хотя трудно не обвинять также евреев в этой позиции, но именно Израиль является страной, в которой национальная травма дала импульс к утверждению известного на целом мире почетного звания Праведников народов мира, которое является также самой главной гражданской наградой, присваиваемой этим государством. Сегодня большинство стран мира считает присвоение этого звания своему гражданину за огромную честь, а многие из них (в том числе Польша) охотно хвалятся тем, что в их стране так много Праведников. Что, однако, сделал Израиль, чтобы достичь того, что до сих пор не удалось сделать в Польше?
Во-первых, Израиль позаботился о профессиональном составлении списка как можно большего количества случаев, касающихся Холокоста, в том числе оказание помощи евреям. Для этого кроме прочего был создан институт «Яд ва-Шем». В Польше наибольшее количество случаев находится в Обществе памяти жертв преступлений украинских националистов в городе Вроцлав (опубликованные в течение несколько десятилетий в журнале «На рубеже», а позже изданы в трех книгах), однако, многие из представленных случаев – это неподтверждённые воспоминания. Как считает Ромуальд Недзелко из Института национальной памяти, только в случае некоторых населенных пунктов можно говорить о сообщениях, в которых факты были бесспорно подтверждены в результате сравнивания воспоминаний многих свидетелей и участников происшествий.
Во-вторых, Израиль позаботился о обозначении мест, где убивали евреев, и о их надлежащим увековечении. Тем временем Леон Попек из Института национальной памяти утверждает, что на 2,5 тысячи населенных пунктов, где умерли поляки на Волыни, только в 150 была проведена эксгумация, совершили захоронения, появились кладбища, поставили кресты. Это означает, что 90 процентов жертв Волынской резни до сих пор лежат в массовых, необозначенных гробах, о местоположении которых в скором времени уже никто не будет помнить. Трудно в таком случае говорить об уважении к Польше и о серьезном отношении к ее инициативам.
В-третьих, хотя звание Праведников народов мира было учреждено законопроектом парламента Израиля в то время, когда премьером был скорее не очень верующий Давид Бен-Гурион (был между прочим он был также против введения религии в израильских школах), в очень многих аспектах отличие относится к религии, особенно к Талмуду – одной из основных книг иудаизма (отсюда в частности выгравированная на медали цитата «Кто спасет одну жизнь – спасет целый мир»). Поэтому признанное государственным и светским институтом звание было сильно внедрено в еврейской религии, культуре и еврейских традициях. В Польше единственной попыткой почтения спасающих украинцев в христианском духе была инициатива люблинского архиепископа Юзефа Жичиньского. Предложенная им медаль Memoria Iustorum (Память о Праведниках) была, однако, признана только дважды – после смерти архиепископа в 2011 году о его инициативе стали забывать.
В-четвертых, рассказы, собранные институтом «Яд ва-Шем», проверяются специальной комиссией, заданием которой является очень подробно рассмотреть каждый случай и рассказ. Часто появляется желание увековечить прежде всего «свои» жертвы и «своих» праведников, так как это вызывает игнорирование определенных невероятных фактов. Поэтому во главе израильской комиссии всегда находится бывший председатель Наивысшей судебной инстанции страны: его присутствие должно обеспечить независимость решения по делу присвоения звания.
После войны всегда больше ненависти и страха
Отсутствие интереса со стороны государственного и костёльного правления, недостаток подлинных документов, а также конфликты между организациями, которые заявляют претензии «монополии» о правде, касающейся Волыни, все это приводит к тому, что даже местные инициативы почтения спасающих встречают на своем пути проблемы. Неудачей закончилась инициатива Фонда имени Тадеуша Костюшко, в которой в 2003 году было предложено возвысить в Пшемысле Холм благодарности для украинцев, которые помогали полякам. Согласно данным этой организации в 1943-1946 годах было убито по этой причине примерно 5 тысяч украинцев. Это вызвало протесты Общества увековечивания памяти жертв преступлений украинских националистов, которое на основе своих данных оценили количество жертв максимум на тысячу человек. Общество на данный момент рекламирует свою идею – «Сад праведных украинцев» в городе Вроцлав. Инициатива была объявлена три года назад, однако, как признается директор Общества увековечивания памяти жертв преступлений украинских националистов Штепан Секера, до сих пор еще есть проблемы получить от городского управления земельный участок на полгектара для этой цели.
Интересной инициативой является Аллея роз солидарности, которую начали организовывать двое деятелей двух организаций Анджей Мадей и Дариуш Туза три года назад в приграничном городе Хородло. В городе посадили пять кустов с розами, на которых повесили таблички с фамилиями украинцев, помогающим полякам. В эту инициативу пригласили все польские гмины, лежащие вдоль границы с Украиной. Пока что больше не появилось ничего похожего.
«Мы разговаривали с гминой, где произошло одно из «Кровавых воскресений», говорит Дариуш Туз порталу «Фокус». Правительство сопротивляется, не хочет принимать решения за часть общества, которая высказывается против подобных инициатив.
До сих пор существуют стереотипы. Я сам слышал женщину, которая публично говорила, что боится украинцев. А мы все-таки живем с ними по соседству! Когда в Хородло появилась таблица, посвященная тем, кто спасал поляков, начали приходить люди и впервые начали рассказывать свои истории. Только сейчас эта таблица подтолкнула их выговориться.»
Местными инициативами не интересуются главным образом СМИ. «Достаточно только сравнить интерес неумной реконструкцией Волынской деревни и Аллей роз в Хородло, чтобы найти ответ на вопрос, что более пробивается через медийный шум, чем будут более заинтересованы войт, мэр или депутат», считает историк Рафал Внук. «На Праведников еще не пришло свое время», добавил он.
По прошествии 70 лет от происшествий на Волыни и в Восточной Галиции предвзятость к украинцам в Польше еще большая, чем непосредственно после войны. Свидетельствуют об этом исследования, проведенные Яном Писулиньским – историком Жешовского университета и Института национальной памяти – касающиеся отношения поляков к послевоенным изгнаниям украинцев с территории Польши. Из этих исследований вытекает, что с начала большинство жителей приграничных территорий поддерживало идею переселения. Когда, однако, местные общины стали перед лицом депортации украинских соседей, которые жили там поколениями (в некоторых населенных пунктах аж 30 процентов семей было смешанными браками), началась огромная и спонтанная акция помощи. Как пишет Писулиньски, католические священники начали массово выдавать православным и греко-католикам фальшивые свидетельства о крещении, которые позже заверяли старосты (вероисповедание было главным критерием для переселения). Только одна католическая парафия в Балигроде в течение нескольких дней приняла 700 новых верующих. Все начали одалживать украинским соседям свои польские документы. Заявленные центральным властям протесты против переселений, подписанные старостами из нескольких польских городов: Леско, Горлице, Санок, имели поддержку со стороны всех местных политических партий, включая коммунистическую Польскую рабочую партию. Таким образом удалось спасти украинцев из польских населенных пунктов Команьча и Щавно, некоторых из этих людей отпустили домой сразу с ж/д станции. Эти действия в свою очередь вызывали ярость у советского и военного правительств: «Как это возможно, что из 120 украинских семей 80 резко стало поляками?» – спрашивал наблюдающий за переселениями уполномоченный Украинской Советской Республики. «Поляки спасают даже активных украинских националистов», сообщил в апреле 1946 года офицер 9-ой пехотной дивизии Войска Польского, прибывшего осуществить депортацию.
Массовую помощь украинским соседям оказывали также в повятах, где до этого было очень много жертв от рук УПА, в частности в Пжемыском и Ярославском повятах, а также там, где украинское подполье все еще активно действовало: в нескольких местах образовались местные союзы Свободы и Независимости с ОУН по вопросам противодействия идеи переселения. В бойкоте участвовали даже представители коммунистического правительства – в деревне Белжец местный начальник Гражданской милиции выдавал фальшивые документы украинцам. Так если такие вещи были возможны не целых 2 года после резни на Волыни и в Галиции, во времена, когда на польских землях все еще присутствовали украинские партизанские отделы, то почему же тогда у нас с этим проблемы сегодня?
Следует знать:
Молодые поляки и украинцы вместе искали Праведников. «Макроисторический подход польских и украинских исследователей приводит к крайней интерпретации польско-украинских отношений на Волыни: «геноцид польского народа» или «вторая польско-украинская война» – считает молодой украинский историк Ярослав Борщик. – Исследователи не берут во внимание истории обычных людей, их поведение и стратегию выживания в дегуманизированной среде Второй мировой войны». Борщик был одним из членов польско-украинской команды, организовывающей трансграничный проект «Примирение через тяжелую память. Волынь 1943», который организовали общество «Панорама культур» и организация в городе Люблин “Брама Гродска – Театр NN” с помощью нескольких других польских и украинских партнеров. Во время организованного на Украине и в Польше поиска собрано 150 случаев спасения поляков и украинцев (можно их прочитать в книге «Примирение через тяжелую память. Волынь 1943», редакция Александр Зиньчук, Люблин, 2012).
Кого поляки должны наградить?
Единственным проектом награждения людей, спасающих поляков, который поступил в Сейм, является законопроект о вознесении Восточного креста, заявленный польской партией «Право и справедливость». Эта награда должна была быть признана людям, которые оказывали помощь поляком, преследуемых из-за их национальности на территории Кресов и СССР в 1937-1959 годах, рискуя собственной жизнью и жизнями всех членов семьи. Награду могли бы получить не только украинцы, но также русские, белорусы, казахи, жители Центральной Азии, балтийских стран и представители других национальностей, кто спасал полков, в частности, во время их побегов из советских лагерей (также до и после войны) или эвакуации армии генерала Андерса из СССР в Иран. Проект с интересом восприняли историки, также высоко оценила его Ева Семашко.
В свою очередь Пётр Тыма, председатель Объединения украинцев в Польше, считает, что следовало бы рассмотреть проект совместной награды для украинцев, которые спасали поляков, и для поляков, которые спасали украинцев. «В использовании достаточно емкой категории «жертвы ответных акций» пытаются заключить проблему 20 тысяч украинских жертв, в том числе женщин, детей и стариков. В то время как их смерть – имеются сообщения и документы – была не менее зверская, чем смерть польских граждан», считает Тыма.
О идее почтить украинских Праведников путём посадки посвященных для них деревьев – на похожем принципе это делается в израильском «Яд ва-Шем» – говорит профессор Томаш Наленч,
историк 20 века и советчик президента Польши
Я яростный сторонник этой идеи, потому что эти люди с уверенностью заслуживают на их увековечение. Это было исключительным проявлением отваги и героизма в то время, среди чудовищных резней, выступать в защиту своих польских соседей. Часто платили за это жизнью. Я думаю, что эти люди заслуживают на память о них, с именем и фамилией. Ссылаться на людей, спасающих евреев во время Холокоста, также в определенном смысле уместно, так как в нашем случае мы также имеем дело со зверским преступлением и с огромным количеством жертв, спасающих этих польских соседей.
Эту идею можно реализовать, нужно только ее хорошо продумать, чтобы идея не утонула в полемиках и спорах. Что касается места увековечения, то я убеждён, что это должно быть одно символическое место. Мне кажется, что им естественно является Варшава. И наиболее подходящим таким местом для увековечения войны и мучений этих Кресов является Волынский сквер в варшавском районе Жолибож. Там есть достаточно места, которое расположено в виде парка, поэтому если бы увековечение имело характер посадки деревьев, то это было бы отличное местоположение. Но это только как вариант. Не менее важным является само принятие решения, чью память почтить. Однако, я бы не созывал никакую отдельную организацию с этой целью. Это должна быть общая государственная и гражданская деятельность. Пока действительна была бы только гражданская, так как память о Волынском преступлении и его жертвах в основном удерживается благодаря энергии их семей, однако, я считаю, что координатором должен быть Институт национальной памяти. Он имеет к этому надлежащий профессионализм, огромные знания и возможности – а также через государственные учреждения и прокуроров.
В Институте национальной памяти находятся люди, полностью увлеченные этим делом. Я убежден, что эта инициатива получила бы также поддержку со стороны президента Польши Бронислава Коморовского.
Спасающий, спасенный и свидетели:
Хелена Хук – украинцы спасли нас дважды
Хелена, девичья фамилия Трусюк, родилась на Волыни, где ее отец был лесником в селе Полапы. Ей было 5 лет, когда вспыхнула война и Красная Армия заняла Волынь. Вскоре начались первые партии депортации польского населения в Сибирь. Как раз тогда украинские соседи первый раз спасли ее семью: «Папочка остался только благодаря тому, что украинцы подали в правительство петицию с просьбой, чтобы Трусюка оставили. Нас не вывезли, а всех вывезли: учителей из деревни Острувки, должностных лиц из гмины. Всю интеллигенцию вывезли».
Под конец 1942 года, когда партизаны УПА на Волыни начали подготавливаться к расправе с польским населением, знакомые украинцы не забыли о семье Трусюк: «Одной ночью приехал за нами Омелан Костюк, очень порядочный человек и сказал нам убегать, так как банда поменялась и папочку не знают, поэтому мы все тут пропадем. Он вывез нас в деревню Острувки, где мы жили до 30 августа 1943 года».
В этот день часть УПА под командованием Ивана Клымчака «Лысого» уничтожили практически всех польских жителей деревни – более 470 человек. Семья Трусюк снова выжила, спрятанная в убежище под скотным двором. После войны они жили в городе Хелм.
Халына Романовна Богушевска – мои родители спасли польского мальчика
Антони Богушевскому (на фото) было 6 лет, когда его родителей и сестру убили в деревне Омельно на Волыни. Испуганный, без обуви, он убежал в украинскую деревню Блажове. О нем позаботились родители девочки уже подростка Халыны: «Моя мама клала его на печь, кормила, занималась им. Воспитывался и воспитался».
Антони, по-украински Антон, стал усыновленным сыном украинской семьи, которая его спасла. Он остался на Волыни, получил советское гражданство, служил в Красной Армии. Когда вернулся из армии, сделал предложение Халыне и стал ее мужем. Они живут вместе уже 60 лет. «Мы воспитали шесть детей, 26 внуков и 10 правнуков», говорит сегодня 83-летняя Халына Богушевска.
Рожденному в деревне Омельно Юзефу Козиньскому было 11 лет, когда начались резни на Волыни. С детства он, однако, помнит очень хорошие отношения своей семьи с украинцами: «Ситуация испортилась, но не со всеми, так как даже, когда сожгли деревню, то украинка плакала и говорила: «Что они сделали, где Вы теперь жить будете, как?»».
Когда угрожала опасность, семья Юзефа пряталась у знакомых украинцев: «Мы жили у Якова, фамилия какая-то Кулакевич, Кубакевич… Его отец был Мыкыта, такой хороший был этот Мыкыта… В любом случае мы были там раз всю зиму, позже второй раз. Мы просто жили все вместе. Мы заболели тифом, они нам помогали, так как никаких лекарств не было. Когда мы болели, то дочка Якова, Федора, готовила. Они выращивали наших коров, у нас было почти 9 штук скота. Заботились о нас, и тогда, когда мы должны были уезжать, и когда мы уже были в Рокитно».
Мария Андриевна Карпюк – тут жил человек, который спас польского ребенка
Мария Карпюк, девичья фамилия Билюк, жила в польско-украинской деревне Хрынув, где партизаны УПА начали резню: «Мне было может восемь лет, я помню эти факелы, как ходили от хаты к хате и поджигали. У нас был человек, звали его Платон Карпюк, и он спас маленького ребенка, вроде мальчика. Он говорил, что вся семья лежала, а этот ребенок в чем-то валялся. Он его воспитывал, повстанцы пришли к нему, хорошенько его поколотили за то, что он ребенка забрал. Он не признавался, говорил, что у него нет никакого ребенка».
Из воспоминаний Марии Карпюк вытекает, что Платон знал фамилию спасенного мальчика и решил отдать его родным, которые жили неподалеку в городе Влодзимеж Волынски. Во время поездки, его чуть не убили поляки: «Переступили мне дорогу, украинец, поэтому хотят убить. Он говорит: «Я везу маленького ребенка» и сказал чей он. Тогда они его отпустили и конвоировали в сам Влодзимеж, чтобы другие поляки его не убили». Платон Карпюк умер после войны, не известно, как звали спасенного мальчика.
Анджей Земста – я слышал, что делали с украинцами, которые помогали поляком
Родители Анджея жили недалёко посёлка Олыка. Его дедушка со стороны матери Франтишек Клепса был волынским чехом, отец – военным поселенцем из Келецкого округа. Сам он родился в 1943 году, поэтому не может помнить тогдашних событий. Он знает их только с рассказов семьи и знакомых из Украины, которых регулярно навещает. «К людям, которые помогали поляком, относились ужасно. Украинке, которая остерегала поляком и помогала им, выколупали глаза, отрезали груди, язык, посадили ее на конную телегу и ездили так по деревне. Она выла от боли, и этот урок должен быть для других, чтобы не помогали».
Дарья Данилюк – мой отец спасал поляков. Убил его поляк
Была зима 1944 года, когда польские партизаны совершили массовое убийство украинцев в городе Чернеево. Дарье тогда было пару лет, она помнит кровь, по которой шла: «У нас всех избили: отца, бабушку, дедушку и эту учительницу тоже. Сначала убили отца. Он думал, что может какие-нибудь поляки скажут, что он прятал поляков, когда им угрожала смерть. В сарае выкопал им такую яму, еду им носил. Их звали Франек, Гуце и Казик. У нас в сенях была такая темница, и евреев мы в этой темнице прятали. Но тот первый поляк застрелил отца. Второй не выстрелил, и так мы убежали».
Евгения Григорьевна Микитенко – моего отца спасла польская соседка
Семья Евгении жила в деревне Вулька Фалемицка на Волыни, где соседствовали около себя украинские и польские хозяйства. Ей было 15 лет, когда ее отец, украинец, чуть не погиб от рук поляков. Спасла его польская соседка.
«Отец даже не предполагал, что поляки могут хотеть его убить. Он взял с братом целую телегу зерна, и они ехали по той дороге в Фалемичах, где были поляки. Они ехали вдоль польских домов, и поляки их остановили, поставили под стеной и уже хотели расстрелять. Но наша соседка – Яня Фурманьска – это все увидела, бежала и кричала: «Не стреляйте, это мои соседи!». И тогда они уже не стреляли. Когда мой отец с братом снова должны были ехать, соседка сказала: «Я буду ждать Вас в поле, так как если будете ехать и меня не будет, то они могут Вас убить. Когда они отдали зерно и возвращались, соседка ждала и проводила их обратно».
Янина Адамчук – украинца, который нас спас, звали Козунь
«Мои родители в городе Августув жили три года, когда началась эта резня, и в августе 1943 года нам пришлось бежать. В нашей семье никто не погиб. У нас был такой знакомый украинец, его звали Козунь, не знаю его настоящего имени. Он нам сказал: «Не ночуйте дома». И мы уже ночевали у него. Мы встали в воскресенье утром, а наша деревня уже горела, и он нам говорит: «Бегите в лес». Мы пробыли там две недели. Этот Козунь принёс нам вечером пероги, какой-то испечённый хлеб, ячменную кашу, позже даже молоко, так как люди были с детьми».
Когда резни прекратились, семья Янины оставила Августув и переправилась через реку Буг в город Рейовец. Спустя года удалось ей найти внучку человека, который их спас, Милентыну, работающую в городе Влодзимеж Волынски медсестрой. «До сих пор мы с ней общаемся, так как мы им очень благодарны за то, что помогли нас сохранить наши жизни», говорит Янина Адамчук.
Ирена Зайонц- прятал нас отец бандеровца
Семья Ирены жила в Дымитрувке, недалёко от Киселины, где в «Кровавое воскресенье» 11 июля 1943 года партизаны УПА напали на костёл, в котором молились поляки: «В 12 часов раздался страшный крик, стоны, этот костёл за лесом находился. Как только подожгли костёл и перебили всех людей, шли по домам и убивали. Мы бежали в лес: мама с тройкой маленький детей. Отец побежал за помощью к немцам, в село Затурцы. Был один украинец, мы хорошо с ним жили, звали его Максим. Мы приехали к нему, мама говорит, что мужа нет, и не знает, что делать с детьми. Они нас всех взяли к себе домой, и Максим говорит: «Наш сын Олег тоже в этом находится»».
Чуть позже домой приехала целая машина партизанов УПА, возвращающихся с резни в Киселине. «У сестры хозяина был маленький ребёнок, и у мамы был маленький ребенок, поэтому они их положили вместе на кровать, а они сами на краешке. Все остальные спрятались под кроватью», вспоминает Ирена. В то время Олег и остальные бандеровцы решили что-нибудь съесть перед очередной поездкой в польские деревни. Мать дала ему колбасу и водку и приказала быстро выходить из дома, так как ребёнок сестры заболел. Семья Ирены Зайонц пряталась у Максима неделю: «Очень добрые люди, все нам дали, дали нам есть. Они поехали ещё в наше хозяйство, привезли зерно и перемололи его на мельнице. Только позже отец узнал, что мы живы и тогда с немцами приехал».
Автор: Анджей Федорович (Andrzej Fedorowicz)
Источник: www.focus.pl
Перевод: Виктория Кендра (Victoria Kędra)
